За пять веков до нашей эры в механизм развития человечества включилась новая программа религиозного видения мира. Два с половиной тысячелетия она более или менее успешно служила познанию. Но в последние десятилетия становится все очевиднее, что религиозный опыт человечества пришел к тяжелому кризису. Не скрашивают этого впечатления ни сверхактивность прагматиков реформированного христианства,ни устойчивый успех на Западе восточных религий, ни, тем более, удручающий разгул стихии экстрасенсов.
Спокойствие и моральную устойчивость приносит сегодня религия в мир. Но беспокойной душе человека этого недостаточно. Живое древо жизни не может не расти, отработала одна программа и рано или поздно должна включиться новая, еще неведомая. Каковы ее признаки, каковы качества и способности людей, являющихся ее носителями? Представители новой эпохи наверняка уже среди нас. В себе должны мы обнаружить признаки нового. И прежде всего — это уверенная неприемлемость социальной организованности в сфере духовного поиска. И затем — отказ от навязчивой идеи законченной картины мира; нужно понять, что подобная позиция смерти подобна. Необходима постоянная открытость горизонта познания, а значит, спокойное отношение к естественной доле неведения в нашем представлении о мире. Присутствие неведения, или неведомого, как перспектива познания и признак развития уводит нас от тупика догматизма и слепой злобности фанатизма. Замкнутые системы, завершенные картины мира с трупным смрадом всеведения — искусственные создания, знание в них вложено, а не саморазвито. В горизонте видения всегда есть манящий разрыв неведомого, восхитительная точка роста. Этот разрыв беспокоит слабых, и они стремятся залатать его логическими построениями или готовыми догмами, создавая замкнутый концлагерь духа; этот разрыв томит разум более сильних, стимулируя творчество, и в него бесстрашно устремляются сильнейшие.
Законы природы не открываются как нечто существующее вне нас, но творятся через нас, и порой впервые, как нечто небывалое. Вселенная развивается не сама по себе, но именно через сознание человека, вероятностно и спонтанно, оставляя сеть закономерностей в наследие изучающим. И сеть эта, как цепь разрешенных шагов в номогенезе, — в прошлом, а не в будущем. В открытой системе не может быть цели, бессмысленно искать смысл жизни. Сама жизнь, полная познания и любви, и есть смысл бытия. Нарастающее, но никогда не завершающееся знание — бесподобный механизм томящегося ума и движитель развивающегося мира.
Постоянство проявляемости нескончаемых волн Ясного Света, волшебно вздымающихся из пустоты-шуньяты — это Ваджр.Невозможно изменить природу уже существующей природы. Но возможно из небытия через себя вызвать новую. И не стоит тревожиться попусту о “духовном обнищании” России. Нет его. Есть мучительный процесс длительного преображения, всегда сопряженного с расплатой за прошлое. Свойства этноса не меняются, этнос либо гибнет, либо спустя десятилетия растерянности и бессознательности самоосознает себя в новом качестве, с тем же самоназванием, и не только сохранив, но и усилив историческую память.Полная запредельных непредсказуемых драгоценностей шуньята — это сущее, или Саттва.
Их единство в сердечном пространстве — истинном умосредоточии — есть Ваджрасаттва — Изначальное Совершенство чуда осознанности.
Критическую фазу проходит Россия, но ведь не одна она, весь мир, начиная с семидесятых, уже в явном виде вошел в тяжелейший кризис — кризис духа. Любое тело содрогается при таком испытании. Вот и тело России содрогнулось, но это — признак очищающего обновления, сбрасывание дурной кожи с взрастающей души народа. Наши материальные невзгоды при этом — несоизмеримо меньшая плата за мучительный духовный поиск, чем хрупкость и неопределенность иллюзии прогресса Запада на усыпляющем фоне относительного благополучия. Ни судорожное цепляние за возвышенные традиции, ни прививка иных верований, ни талантливое и дерзкое изобретательство супернового не принесут удачи. Даже в критические периоды поступь истории неспешна, трудно увидеть и понять ее, но еще труднее почувствовать себя со-творцом происходящего, не пугаясь неизбежной, но животворной субъективности. Неотвратимо и в муках, но безопасно родится новое, не стоит его бояться; это и есть будущее, украшенное желаемыми цветами прошлого.
Не удивительно, что идеологический вакуум в России стал быстро наполняться новыми для нее учениями и верованиями. И буддизм здесь не исключение. Но нужно понять, что тезис о космополитичности, о надэтническом и наднациональном характере буддизма не выдерживает критики. История учения, содержащего кардинальное положение о тождестве сансары и нирваны, феноменального и абсолютного, показывает, что это тождество в каждой стране, в каждом этносе имеет свое решение. Именно благодаря этому мы имеем богатый спектр буддийских культур. Неосознанно для нас самих решение этого тождества уже сейчас реализуется в глубине преображающегося русского этноса неповторимым и характерным образом. Еще рано называть особенности российского буддизма, но история распространения учения убедительно подтверждает, что буддизм здесь будет иметь свои неповторимые и драгоценные не только для нас, но и для мировой культуры особенности. И буддизм в России не отгорожен от повседневности стеной догматизма, но, впитывая в себя ее духовную культуру, сострадательно отзывается на проблемы драматического момента ее истории, представляя собой единство двух уникальных свойств человека — знания и сострадания.
ВМ, 1993