Если собрать буддистов разных стран вместе, то подобное собрание представит весьма пеструю картину: разные одеяния, оригинальная манера поведения, непохожие ритуалы, а на родине их обитания – своеобразные для каждой страны архитектура, живопись, прикладное искусство. Все это – убедительное свидетельство того, что буддизм всегда национален и нерасторжимо слит и с историей и культурой народов, его исповедующих.
Принцип национальной формы и корней буддизма подтверждают современные иерархи Учения. Достаточно напомнить о просветительской деятельности Намхая Норбу Ринпоче, ратующего о восстановлении исторической памяти тибетцев и продлившего благодаря своим публикациям историю Тибета более чем на полторы тысячи лет, или официальную точку зрения Его Святейшества Далай-ламы XIV, освятившего своим авторитетом признание бона пятой школой тибетской духовной культуры, или характерное высказывание Б.Д.Дандарона: “Бурятом жил, бурятом и умру”.
Для совершенствования, согласно Шакьямуни, наиболее благоприятно рождение в мире людей. Основным качеством человека является самосознание, индивидуальная выделенность в мире и в среде себе подобных. Иными словами, чтобы избавиться, как то предписывает Учение, от индивидуального Я, его сначала нужно иметь. Понятно, что отсутствие оного по типу животных не приближает нас к нирване. Любой же продвинутый Учитель во внутренней системе своего видения не имеет Я и поистине владеет “интуицией, познающей шуньяту”, однако со стороны каждый из них всегда как неповторимая и яркая личность.
Личностное основание каждого человека тем прочнее, чем сильнее его самосознание, а значит, память. Национальное самосознание расширяет и углубляет самосознание личности, и, напротив, интернациональное и космополитическое сознание ослабляет его, подавляет его историческую память, а сообщества подобных людей – всегда желанная жертва и удобный субстрат для манипулирования. Людям, лишенным национального самосознания, труднее концентрировать усилия в сторону духовного воскрешения, труднее становиться на Путь учения Будды.
Истинно национальное сознание есть глубинное сознание, оно утверждает не истребляющую и смертоносную силу исторического прогресса, а охраняющую все жившее и воскрешающую его силу... Отрицание органического национального бытия во имя отвлеченных мышлений, во имя отвлеченной справедливости, равенства, единства и т.п. есть всегда посягательство на убийство живого существа... Поистине в национальном бытии есть недоступная, иррациональная тайна, скрытая глубоко в земле.В буддийском контексте национальность есть сознательно выбранные еще в прошлом рождении место и способ созерцания.Н.А.Бердяев. “Философия неравенства”. Л., 1991, с. 75–79.
Космополитизм с его невелирующими, так называемыми общечеловеческими ценностями есть идеология экологического бандитизма и безусловно враждебен природе.
Чтобы войти в Учение, нужно обладать достаточным уровнем самосознания, а поскольку национальное самосознание усиливает сознание индивидуума, то понятно, что человек, лишенный подобного, становится легкой добычей оборотней, внешне выглядящих как добропорядочные проповедники дхармы. Оборотень, как предмет анализа любого тантрийского мандала, достоин даже большего внимания, чем знаменитая четверка мар, атакующая “снаружи” входы во дворец созерцаемого божества, ведь они нападают как бы извне и действуют хотя и коварно, но вполне открыто. Дверная охрана любого мандала для них – труднопреодолимое препятствие. Оборотень же проникает всюду свободно, обнаруживается с трудом и не сразу, а, как правило, уже тогда, когда он в доме, в обители, во дворце.
Оборотень – именно существо, ибо в отличие от мар имеет авандуди и является личностью, но враждебной и чуждой не только приверженцам дхармы, но и вообще людям. Распознать его можно как минимум по двум признакам: он лишен бодхичитты (сострадания) и лишен вдохновения, как правило, он—догматик и компилятор – все это признаки имитационного поведения. Сила оборотня – в его неузнанности, опознанный оборотень – уже не оборотень.
Люди, имитирующие буддизм, как правило, безразличны к культуре своей страны, глухи к ее проблемам. Это безразличие легко перерастает в раздражение и неприязнь к любым формам проявления национального в буддизме, будь то бурятское, калмыцкое или русское, в желании отгородиться от реальности в искусственном уюте дхарма-центров. Подобное – признак слабости и упадка духа. Такой стиль поведения наносит непоправимый ущерб процессу естественного распространения буддизма, ибо в этом случае окружающие воспринимают его как экзотику, а носителей дхармы – как чужаков. И этому есть у обывателя интуитивное основание: он всегда чуток к дефициту понимания и терпимости, а ведь это в буддизме признак неразвитости бодхичитты, несоблюдение ахимсы.
Религиозная и нравственная самобытность народов России, как правило, отметается западными проповедниками, в том числе и буддийскими. Самобытный сад религий и культур на территории России может быстро превратиться в овощной огород для хищных и удручающе скучных, по российским понятиям, жителей усредненной Европы. Проповедь экуменизма и “гармонизации” религий несут нам раздор, войну на сравнивание исторических различий. По этому поводу уместно вспомнить стихи А.К.Толстого:
Весь мир желают сгладить
И тем ввести равенство,
Что все хотят загадить
Для общего блаженства.
Вот только не общее, а узко-элитарное, и к тому же не блаженство, а худший вид паразитизма может воспоследовать усилиям современных миссионеров.
России повезло, ибо буддизм сюда не пришел, а уже давно был—более двухсот лет в среде трех славных народов—бурятского, калмыцкого и тувинского. Русские давно привыкли к их религии, поняли ее естественность, полюбили смиренность монахов, величавость буддийской литургии, пышность и красочность буддийского искусства. Что-то есть во всем этом близкое, похожее, хотя и иное по содержанию, на православное служение, не говоря уже о “буйстве” тантристов, что сродни удали и широте русского характера.
Нет абстрактного буддизма, приход его в ту или иную страну всегда стимулировал новый виток национальной культуры, под влиянием которой буддизм приобретал неповторимые черты, часто становясь национальной формой мышления. Утвердившийся в степях Забайкалья буддизм Бурятии воспринимается нами как буддизм ортодоксальный, привычный русскому духу, это своеобразный православный буддизм, в отличие от многих его разновидностей, идущих с Запада.
В свое время строительство буддийского Храма в Санкт-Петербурге вызвало неоднозначную реакцию среди православного духовенства и населения, но прошло время и стал Храм поразительно петербургским, родным для города. А бурятские, калмыцкие и тувинские ламы в нем были естественным продолжением священной связи русской академической науки с буддийским ученым миром. Ведь не даром наши востоковеды – и Ф.И.Щербатской, и С.Ф.Ольденбург, и Е.Е.Обермиллер, и Б.Я.Владимирцов, и Б.И.Кузнецов и многие иные посещали Бурятию, жили в дацанах и, главное, имели среди лам духовных Учителей.
Нынешнее поколение буддистов продолжило эту связь, большинство из них в семидесятых-восьмидесятых годах стали учениками бурятских лам старшего поколения. Как правило, это были ламы довоенной выучки, прошедшие тяготы лагерной жизни и чудесным образом сохранившие для будущего, для нас, драгоценную ношу Дхармы. В сознании русских образ Учителя навсегда связался с образом старого бурятского ламы, ведь недаром целое поколение русских буддистов вместо слова “Учитель” часто употребляло трогательное и почтительное слово “Дедушка”. Это так незабываемо и так по-буддийски, что наставниками молодых российских искателей смысла жизни и тайн бытия стали бурятские “Дедушки”– умудренные жизненным опытом и мудростью возраста ламы. К сожалению, ушел один из последних лам старшего поколения – Учитель Дарма Доди.
Буддизм Калмыкии, Бурятии, Тувы и России переживает период роста, приближаясь ко времени возмужания. Сейчас эстафету учительства от Бурятии принял Тибет. Многие тибетские ламы посетили Петербургский дацан, многие учили. До недавних пор в нем проповедовал тибетец, геше-лхарамба Джамьян Кенце, никогда не живший на Западе, образ и возраст которого удивительно близок привычному образу старого бурятского ламы. Придет время и снова появятся учителя из Бурятии, будут они и из России, и из других стран.
Но мы никогда не должны забывать, что Учение Будды впервые пришло к нам с Востока, из славного Забайкалья, из страны Бурятия.
ВМ, 1993